Республика

Много детей – это не обязательно хроническая нехватка денег и такая же хроническая усталость от бесконечных домашних хлопот. Пример супругов Назаренко, приютивших у себя 10 детей, доказывает, что все может быть иначе
Илона Тунанина
fb.com/ilona.tunanina
фото: Юрий Лашов
Сначала была Катя, потом – Вова и Лилия, после – Карина, а дальше этот поток уже невозможно было сдерживать: Мира, Алена, Саша, Миша. Последними, летом этого года, в семье появились Кос­тик и Валентин. Семья Назаренко – Елена и Виктор – стали первой парой, открывшей в Саках детский дом семейного типа. Сегодня у них 13 детей: трое своих и 10 усыновленных и приемных. Веселые, довольные жизнью, хорошо одетые – они совсем не похожи на детдомовских, даже из детдома семейного типа. Соседи признаются: часто обсуждают жизнь семьи Назаренко и пытаются понять, как им это удается. Действительно, как? Чтобы ответить на этот вопрос, «Республика» побывала в гостях у многодетной семьи.
( Collapse )

Грузчик Алексей Саввопуло и его друзья отремонтировали подзабытую достопримечательность Симферополя – фонтан Савопуло
Илона Тунанина
фото: Юрий Лашов
Они не стали ждать, пока власти обратят внимание на изуродованный надписями вандалов 156‑летний фонтан. Сделали все сами: на личные деньги, в свободное время. Для них это – вопрос принципа: главный из «реставраторов» – возможно, потомок создателя фонтана, грека Апостола Савопуло.
( Collapse )

Крымчанку не пустили в Штаты к умирающему сыну
Кирилл Железнов
В крошечном крымском селе Ближнее 28‑летний Энвер Джемилев был знаменитостью. Он выиграл «Гринкард», уехал в США и сдал предварительные тесты для поступления в Гарвард. История успеха оборвалась на трассе в Майами: крымчанин ехал на мотоцикле, на «встречку» вылетел джип… Реанимация, кома, смерть.

«Сыночек, прости меня! Я не смогла к тебе приехать»
Энвера хоронили всем селом. Мужчины несли носилки с телом погибшего до самого кладбища, сменяя друг друга. Казалось, что вместе с парнем люди хоронят веру в мечту, веру в сказку. Просто – Веру.
«Это неправильно, так не должно быть, – качали головами соседи. – Почему уходят самые светлые и добрые?».
…Родные Энвера сидят за столом в небольшой гостиной. Совершают короткую мусульманскую молитву: их руки развернуты ладонями вверх, словно накапливают невидимую силу святых слов, а потом «омывают» ею лицо. На столе – чай, кофе и домашняя выпечка, но никто к еде не прикасается. Отец и брат низко склонили головы.
«За несколько дней до аварии он позвонил мне, – мать Энвера Гульсум Джемилева прикрывает рукой губы, которые вот-вот скривятся в сдерживаемом крике боли. – Было три часа ночи, сказал: „Извини мама, знаю, что в Украине очень поздно, но хочу сказать, что люблю тебя. И братьев и отца. Передай им обязательно“. Как будто чувствовал беду и прощался с нами…».
Женщина плачет и, закрывая лицо, выходит из гостиной. На лице Сервера, старшего брата погибшего, играют желваки. Становится тихо, слышно, как за стеной шипит бойлер. В гостиной нет ни одной фотографии Энвера. Их спрятали – мать сутками смотрела на фотокарточки, а потом ей вызывали «скорую».
«Я испугался, что она с ума сойдет или плохо с сердцем будет, – вздыхает Сервер. – Это горе, это страшно… Сейчас покажем вам фотографии, а потом опять их уберу».
Он приносит выпускной школьный альбом и еще несколько крупных фотографий в рамках. В альбоме к фотографии Энвера скотчем приклеена медаль, на реверсе вычеканена надпись: «Самому доброму», – но этих слов погибший стеснялся, как и любой похвалы. Поэтому закрепил медаль скотчем, чтобы было видно только лицевую сторону. Без громких слов.
«Он всегда был очень скромным, – близкий друг погибшего Алексей Кравчук часто навещает Джемилевых. – После школы мы учились вместе в сельскохозяйственном университете, Энвер давал мне свои конспекты. Жили в одной комнате в общежитии. Он ночами учил английский и нас всех подтягивал. У него была заветная мечта – заработать деньги, построить теплицы в Крыму и купить родителям дом в Симферополе. Очень хотел перевезти их из села в город… Не успел».
Я выхожу во двор покурить и слышу за дверью в коридоре сквозь рыдания слова матери: «Сыночек, прости меня! Я не смогла к тебе приехать».

«Хочу посмотреть ей в глаза и спросить: „почему?“»
«Отказ, согласно статье 214 (b), означает, что Вы не смогли дать убедительные доказательства того, что цель Вашей запланированной поездки и деятельности в США отвечает одной из категорий немиграционных виз», – это официальный ответ, который получила семья Джемилевых из посольства США в Украине.
«Я просила, умоляла открыть визу, говорила, что у меня там сын умирает, – вздыхает Гульсум. – А в посольстве какая-то женщина – с вежливой улыбкой на лице – отказала».
За две недели, пока Энвер лежал в коме, мать и старший сын обошли все инстанции, обращались за помощью к кому только можно. Безуспешно. Не помогли даже ходатайства американских полицейских, которые были на месте ДТП, и врачей, что пытались спасти Энвера. До чиновников так и не достучались: мать увидела сына только через месяц. В гробу.
«Если бы я могла тогда в больнице обнять Энверчика, погладить по голове, – Гульсум прижимает к груди фотоальбом, который я только что рассматривал. – Материнская любовь, вы же знаете, творит чудеса. Он бы поправился, он бы приехал домой!».
Я закрываю глаза и мысленно пытаюсь представить обратную ситуацию: в Крыму разбился гражданин США, а его мать не пускают на территорию Украины. Возможно ли такое? Вряд ли. А если бы кто-то и отказал американке во въезде, – неизбежен был бы международный скандал и наверняка показательно полетели бы головы виновных чиновников. Со стороны Штатов семья Джемилевых пока не дождалась даже извинений.
– Может, в суд будете подавать, денежную компенсацию требовать? – спрашиваю у родных.
– Нам не нужны их деньги, – лицо Гульсум каменеет. – Ни за какие деньги в мире не вернешь сына. Я хочу только одного: еще раз посмотреть в глаза сотруднице, которая мне отказала в визе, и спросить: «Почему?». Я не понимаю. За что она так со мной?
«Республика» дозвонилась в Посольство США в Украине. Как нам объяснили в пресс-службе, «визовые вопросы не подлежат комментированию». Да и что тут комментировать? Пожалуй, лучшее и самое правильное, что могут сделать эти люди, – принести извинения матери, которой не дали увидеть умирающего сына.

Друзья погибшего, живущие в Майами, сообщили «Республике», что в машине, которая врезалась в мотоцикл Энвера, находилась некая 51‑летняя Габриэла. Женщине не выдвинуто никаких обвинений, а встречаться с американскими друзьями Энвера она наотрез отказалась. Может, американка тоже придерживается мнения, что случившееся «не подлежит комментированию»?

ПОМОЩЬ
По просьбе семьи Джемилевых выражаем благодарность Серверу Девлетшаеву, который поддержал людей в беде.

ЕЩЕ НЕ КОНЕЦ
Мы отправим этот номер газеты в посольство США в Киеве. Понятно, что дипломаты строго соблюдают свои инструкции, но, может быть, они хотя бы тогда отреагируют на трагедию в семье Джемилевых.

Семья из четырех человек оккупировала здание, рассчитанное на 120 детей
Глеб Масловский
У супружеской четы Похвальных есть полученная еще при СССР двухкомнатная квартира, но живут они в здании бывшего евпаторийского детсада «Березка» – в начале 1990‑х супруги получили постройку во временное пользование под детский дом семейного типа. Год назад статус их семьи изменился – количество приемных детей уменьшилось до трех человек (по закону в детском доме семейного типа должно быть от пяти до десяти детей), Похвальные стали приемной семьей. Новый статус предполагал и новые жилищные условия – городские власти предложили Похвальным освободить здание детского сада и переехать в две смежные двухкомнатные квартиры общей площадью 132 квадратных метра. Освободившееся здание хотели реконструировать, а потом – использовать по назначению. Но родители-воспитатели, нарушая закон, отказываются от предложения и не собираются освобождать детский садик.
Людмила и Вячеслав Похвальные первыми в Евпатории решили создать детский дом семейного типа. Городские власти их поддержали – семье передали здание детского сада площадью более тысячи квадратных метров. С тех пор и до начала нынешнего года дом содержался на деньги местного бюджета. «Мы решили поддержать инициативу семьи, ежегодно оплачивая коммунальные платежи на сумму около трехсот тысяч гривен, – рассказывает Мария Исаченко, начальник службы по делам детей Евпаторийского городского совета. – Сами Похвальные содержать такой огромный дом, конечно, не смогли бы».
За 23 года работы Похвальные воспитали 30 детей-сирот. Это было для них профессией: государство не только выдавало деньги на каждого воспитанника, но и платило семейной паре зарплату. Так продолжалось бы и дальше, если бы в октябре 2011 года в украинское законодательство не была введена норма, по которой содержать детские дома семейного типа могут только те супружеские пары, в которых хотя бы один из супругов еще не достиг пенсионного возраста. Людмила Похвальная достигла пенсионного возраста в 2004 году, а ее супруг Вячеслав – на два года раньше. По закону в особых случаях по согласованию сторон, детский дом семейного типа может продолжать работу и после того, как родители-воспитатели стали пенсионерами – но не более пяти лет. Этот срок истек еще в 2009 году, но Евпаторийский исполком принял решение дать Похвальным возможность вырастить своих воспитанников. Все это время городские власти искали достойное жилье для семейного детского дома Похвальных. Однако семья все варианты отвергала.
В 2011 году из шестерых детей, воспитывавшихся у Похвальных, осталось трое: на сегодняшний день в здании бывшего детсада с родителями живут двое приемных детей – 12‑летний мальчик и 17‑летняя девушка. Учитывая изменившиеся обстоятельства, в исполкоме считают, что супруги удерживают здание детского сада незаконно.
«По жилищным нормам такой семье положена максимум трехкомнатная квартира. Но это если дети свои, и если на семье не числится другого жилья. А приемным семьям по закону жилье вообще не выделяется: приемная семья создается на собственной территории и сама все оплачивает – за счет пособия и зарплаты», – отмечает Мария Исаченко.
Тем не менее, учитывая заслуги супругов Похвальных в воспитании детей-сирот, городские власти пошли навстречу родителям-воспитателям и предложили семье занять две смежные двухкомнатные квартиры в новом доме. В горисполкоме говорят, что переезд Похвальных мог бы частично решить проблему с детскими садами в Евпатории – здание дошкольного учреждения, которое сейчас простаивает без толку, хотят отремонтировать и использовать по назначению.
Однако семья Похвальных никуда, кроме как в новый дом, переезжать не собирается. «Пусть нас выселяют насильно или пусть отключают за неуплату все коммуникации, и мы будем здесь замерзать», – заявила Людмила Похвальная журналистам.
Нелюбовь к власти подтолкнула Похвальных к дружбе с Эдуардом Леоновым – депутатом Верховной рады Украины от националистической партии «Свобода». На двери незаконно занятого детсада теперь красуется табличка, извещающая, что в здании находится приемная соратника Тягнибока.
Ситуация с семейным домом Похвальных дошла до абсурда, считает Юлия Горак, родитель-воспитатель Евпаторийского детского дома семейного типа. Социальный проект семьи Горак существует уже пять лет. Все это время, говорит Юлия Сергеевна, они с мужем самостоятельно полностью обеспечивают детей. «Мы за свой счет построили дом и создали приемную семью, через год открыли детский дом. Нам никто не покупал ни мебель, ни постельное белье, ни посуду – ничего. Горсовет нам не помогает, коммуналку не оплачивает. Похвальным все это давали бесплатно, а у нас помощь – только моральная. Не понимаю, чем они недовольны», – отмечает Юлия. Требования коллег она комментирует неохотно. «Мы их уважаем, но, на мой взгляд, они начинают перегибать палку. Им предложили хорошую квартиру, при том, что вообще-то город не должен предоставлять приемным семьям жилье, это не совсем законно. Мне иногда даже стыдно становится – у нас ведь тоже детский дом семейного типа, и из-за чужого, не совсем достойного поведения на нас в городе тоже начинают коситься».
«Нужно уметь уйти достойно», – считает Юлия. Но Похвальные продолжают захват детского сада, а евпаторийцы по-прежнему занимают очередь в ясли еще до рождения ребенка. «Нашей дочке пять месяцев, а мы уже пятисотые на очереди в садик – не знаю, успеем ли походить. Или сразу в школу», – рассказывает жительница Евпатории Виктория Акулова.

17‑летняя крымчанка убила себя. Возможно, из-за «слишком дорогой» обуви
Кирилл Железнов
Семнадцатилетняя Ление Сулейманова из села Железнодорожное Бахчисарайского района повесилась в гараже родительского дома. Соседи и одноклассники говорят, что юная девушка не вынесла жестокого обращения в семье.

«Она считала себя некрасивой, говорила: „Кому я такая нужна?!“»
Открытая «Газель», на деревянных бортах сидят крепкие парни, а на дне кузова – завернутое в траурное покрывало тело погибшей. Следом, поднимая пыль с проселочной дороги, вереницей идут легковушки. В последний путь Ление Сулейманову провожало все село.
«Я сначала не поверила, что она повесилась. Всем сердцем надеялась, что это просто глупая шутка, – рассказывает одноклассница и самая близкая подруга погибшей Даша Биленко, которая на лето уехала из села подзаработать. – Не помню, что со мной творилось, когда я узнала, что это правда».
Даша приехала в родное село проститься с подругой, но не выдержала и ушла с похорон. Говорит, видеть подругу мертвой просто невыносимо.
«Мы с ней с первого класса учились вместе, – вспоминает Даша. – Над Ление часто зло подшучивали в школе, но она была сильной девочкой, терпела все и улыбалась, такая жизнерадостная… Она была очень симпатичной, но почему-то считала себя некрасивой, говорила: „Кому я такая нужна?!“».
С фотографий на личной страничке Ление в социальной сети «Вконтакте» смотрит совсем юная, удивительно хрупкая девчушка. В большинстве комментариев всего три слова на татарском «Аллах рахмет эйлесинъ». Перевести на русский можно как «Упокой, Господи, ее душу». Ление была старшим ребенком в семье, теперь у Сулеймановых остались трое детишек.

«Родители были с ней жестоки…»
О том, кто виноват в трагедии, Даша рассуждать не хочет. Говорит, пусть милиция разбирается.
«Да, бывало, что Ление сбегала из дома, ночевала у меня и у еще одной девочки, – вспоминает подруга. – Но что там было и из-за чего – не рассказывала. Пару раз я видела у нее синяки, но она отмахивалась, мол, ничего страшного».
Соседи семьи Сулеймановых более откровенны. Правда, просят не называть их имена в газете.
«Родители были с ней очень жестоки, – рассказывает соседка. – Девочка с пяти лет пасла коров, и ее часто наказывали. Вообще, семья жила очень замкнуто, и мало кто знал, что там происходит за их окнами. Но это же село – тут ничего не утаишь. Девочка иногда ходила с синяками, несколько раз убегала из дома, спала в персиковых садах. Но всегда старалась быть приветливой и была готова помочь».
То, чего не знают или не хотят рассказывать взрослые, происходило на глазах сверстников погибшей. Пятнадцатилетняя Татьяна (имя изменено) вспоминает, что Ление часто плакала и говорила, что готова сбежать от родителей хоть на край света.
«Она ездила продавать молоко в Севастополь, потому что там берут подороже, потом пасла коров, работала в огороде, – объясняет Таня. – Воспитывали ее очень строго, часто она рыдала. Потом посидит с нами, поболтает на какие-нибудь девчачьи темы и развеселится. Несколько месяцев Ление копила на туфли, которые очень хотела. Когда купила – отец сильно разгневался, мол, туфли слишком дорогие, и сказал, чтобы домой не возвращалась».

Несчастная любовь?
Пообщаться с родителями девушки нам не удалось. На крыльце дома, где произошла трагедия, корреспондентов «Республики» встретил дядя погибшей, представившийся Энвером.
«У людей горе, давайте не будем их трогать, – попросил он. – Я не верю, что Ление избивали. Наверное, это случилось из-за того, что у нее была какая-то несчастная любовь, о которой не знали взрослые».
Впрочем, вероятна и эта версия: подруги говорят, что три месяца назад Ление стала встречаться с парнем. Но о своей любви, и о том, как складывались отношения, никому не рассказывала.

Милиция рассматривает версию «доведение до самоубийства»
Установить истину и отделить сплетни от правды предстоит правоохранителям. Пока милиционеры в комментариях скупы – тайна следствия.
«На место выезжала оперативно-следственная группа, эксперты обследовали тело и не нашли на нем никаких повреждений, кроме следов удушения веревкой, – сообщили нам в Бахчисарайском управлении милиции. – Но отрабатываются все версии случившегося, в том числе и версия доведения до самоубийства».

P.S. «Республика» приносит свои соболезнования семье, родственникам и друзьям погибшей. Просим не рассматривать нашу публикацию как давление на следствие и, тем более, не считать окончательной версией происшедшей трагедии. Мы продолжим следить за развитием событием и ходом следствия резонансного дела.

Крымскотатарская «сваха номер один» рассказала «Республике» об особенностях национальной охоты на женихов и невест
Арсен Бекиров
Уютный домик в центре Симферополя. Мы сидим у окна, из приемника льется приятный женский голос: «И найти любовь под солнцем, кажется, совсем не просто…». Как раз о поисках любви мы и говорим с хозяйкой дома – Мунивер Темешевой. Она – профессиональная сваха, уже более шести десятков лет соединяет сердца. Во время интервью ее постоянно отвлекает телефон. Звонки раздаются практически со всего СНГ: Киев, Днепропетровск, Москва, Казань, Новороссийск, Краснодар. Звонят незнакомые люди. С единственной просьбой: помоги найти вторую половину! И она помогает. По ней не скажешь, что ей почти восемьдесят лет. Крымскотатарская «сваха номер один» сохранила остроту ума и юношеский задор.

– Мунивер-апте («апте» – уважительное образение к пожилой женщине – «Р»), разве у крымских татар были «профессиональные свахи»? Мы привыкли к тому, что такие традиции свойственны народам Кавказа.
– У нас такое тоже практиковали. В старину молодежь на свидания не бегала. Нужно было их как-то знакомить. У крымских татар этим занимались зрелые женщины. Быть свахой – врожденный дар. Тут нужно быть тонким психологом – не по диплому, а по состоянию души. Мне это передалось от бабушки. Она была известной в Бахчисарае свахой.
Я помогла создать первую семью, когда мне было 15 лет. Жених с невестой были старше меня, они до сих пор живы и здоровы, живут сейчас в Новоалексеевке. У них уже несколько десятков внуков и правнуков! А вообще за годы практики мне удалось соединить больше чем 10 тысяч пар. И не было ни одного развода!

– Как вы работаете?
– Обычно меня находят по телефону. Домой сразу не приглашаю, ведь люди разные могут быть. Назначаю встречу в центре города. Я как старый «особист» (смеется) за полчаса беседы вижу, что передо мной за человек, какие у него намерения. Если все нормально, заношу данные в свою картотеку: возраст, вес, рост, цвет глаз, волос, образование, социальное положение. Обязательно пишу, какие требования к будущему избраннику. Если придет парень, я сразу вижу, какая девушка ему подойдет, нутром чувствую.

– Наверно, чаще к вам обращается девушки?
– Да, именно так. В моей картотеке более 700 девушек. К сожалению, большинство уже не молоденькие – 30 лет и старше. Это оттого, что наши дамочки стали очень привередливыми. Хотят все и сразу: большой дом, машину, деньги и полный «соцпакет». И – самое главное – наотрез оказываются жить вместе с родителями мужа. Сколько раз им говорила, что не стоит себя вести перед парнем, как налоговый инспектор, но все без толку. А потом годы проходят, ситуация меняется, и девушки уже готовы выйти за того, кто предложит.

– А у парней какие запросы?
– Обычные: хотят, чтобы девушка не пила, не курила, прилично себя вела и была неиспорченной. А вообще, в последнее время ко мне зачастили разведенные. Недавно обратился мужчина: самому полтинник стукнуло, а ему двадцатилетнюю невесту подавай! И еще заметила, что стали обращать внимание на происхождение: хотят, чтобы муж или жена были из «своих»: из татов (крымские татары горного Крыма – «Р») или ялыбойлю (ялтинские крымские татары, – «Р»). Еще, бывает, просят, чтобы невеста не была из ногаев (степняков, крымских татар, живших на севере полуострова). Считается, что девушки-ногайки с характером. А мужчины-ногаи, наоборот, очень степенные и рассудительные. Я сама из бахчисарайских татов, а муж мой был из степняков. Жили мы душа в душу. Очень жаль, что его рано не стало.

– Сколько берете за услуги?
– Сваха – для меня это не бизнес, а жизненное призвание. Денег не прошу вообще, хотя если люди сами проявят инициативу, от благодарности не откажусь. Но составлять прайс-лист или прейскурант никогда не буду! Создавая семьи, я помогаю своему народу. Бывает, конечно, что даже спасибо не говорят, но обычно наоборот, хвалят, советуют близким и друзьям. Так что мне не нужно заказывать рекламу, давать объявления. Люди сами меня находят.

– А бывало, чтобы вы отказали кому-то?
– Ко мне постоянно наведываются «гонцы», просят найти девушек для иностранцев. Как правило, из восточных стран. У них на родине за невесту нужно раскошелиться, а тут девушки «дешевые». Да, так и говорят – дешевые! Я отказываюсь сразу. Не хочу, чтобы наши девочки ехали в чужую страну, становились второй или третьей женой.

– Вы «сопровождаете» пары после свадьбы?
– Конечно, помогаю семьям улаживать конфликты. Как правило, жены начинают пилить мужей, требовать, чтобы все было «как у людей» – дом, машина. Бывает, что муж старается изо всех сил, но супруга вечно недовольна чем-то – и семья оказывается на грани распада. Их родители просят меня приехать, поговорить с обоими, объяснить им, что за семью нужно держаться. Я не отказываюсь, всегда помогаю. Замужество – тяжкий труд и это нужно всегда помнить.

Арсен Бекиров
Белое платье, брызги шампанского, черная машина с кольцами. Одним словом – свадьба. О том, что женятся крымские татары, а не славяне, теперь можно понять только по фамилиям в свидетельстве о браке.

Все по-новому
Современные крымскотатарские свадьбы сильно отличаются от тех, которые играли лет двадцать назад, говорит президент Фонда поддержки и исследований коренных народов Крыма Надир Бекиров.
«Некоторые невесты начали одеваться так, словно готовы отдаться не только жениху, но и всем гостям сразу. А процентов восемьдесят свадебного музыкального репертуара не имеет к нашей музыке никакого отношения», – говорит Бекиров. По его словам, свадьбы перестали быть традиционными народными гуляниями с песнями, танцами и состязаниями. Рождение новой семьи все чаще превращается в банальное застолье, где спиртное льется рекой. А чтобы свадьба отличалась от славянских, в процесс включают «восточную экзотику», не имеющую ничего общего с обычаями крымских татар.

Как это было
На свидания крымские татары не бегали – молодых знакомили родители или профессиональные свахи. Не смейтесь, но эта традиция сохранилась до сих пор. Далеко за пределами Крыма прославилась «профессиональная сваха» Мунивер Темешева. Она объединяет сердца уже шестьдесят лет. Сейчас Мунивер-битай (то есть бабушке Мунивер) почти восемьдесят, но она с молодым задором продолжает свое нелегкое дело. В ее «картотеке», как она призналась, около 750 имен потенциальных невест. Денег сваха не требует: может принять некоторую сумму, если предложат, но только после свадьбы.
«С каждым годом становится все труднее. Молодежь либо не знает национальных традиций, либо ими откровенно пренебрегает», – сетует сваха.
Традиционно крымскотатарская свадьба была целым комплексом ритуалов и длилась не один день. Такая растянутость во времени позволяла будущим супругам поближе узнать друг друга и если что – вовремя отказаться от затеи.
Сначала молодой человек вместе с родителями или близкими родственниками посещал дом невесты и просил «разлык» – разрешение на брак. Если родители и невеста не возражали, стороны готовились к помолвке. В отличие от многих мусульманских народов, крымские татары учитывали мнение своих дочек – выдавать замуж насильно было не принято. Конечно, родители могли настоять, но делали это мягко. Например, говорили, что девушке в 17–19 лет желательно быть замужем, иначе она рискует остаться в «старухах».
Следующий этап – помолвка, или «сез кесим» – на крымскотатарском это значит «дать слово». Влюбленный татарин в компании сватов («къуда») приезжал к невесте. Происходил обмен подарками («нишан») и оговаривалась дата свадьбы. С этого момента молодые считались «полноценными» женихом и невестой.
За две недели до свадьбы происходил «агъыр нишан» – окончательный договор между сватами. Стороны обменивались более богатыми подарками. Как правило, это была одежда, вышивки и украшения. Саму свадьбу играли несколько дней. Сначала в доме невесты, а потом – жениха.
Обряд мусульманского бракосочетания «никях» мулла проводил в доме молодой. В доме невесты гуляли два дня. В конце второго дня проводили обряд «хна геджеси» – аналог девичника. Подруги и родственницы невесты окрашивали ее волосы, ступни ног и ладони хной. Все это происходило под музыку и песнопения. На следующее утро ее готовили к отъезду в дом супруга.
Одновременно в доме жениха проводили другой ритуал – его торжественно брили под специальную музыку – «траш авасы». Церемония могла длиться долго, поэтому жениху приходилось часами сидеть с намыленной шеей.
Когда приезжала невеста, начиналась свадьба на стороне жениха. Ближе к полуночи молодых вели в отдельную комнату и оставляли одних. Утром свекровь дарила невесте драгоценное украшение, а завершал свадьбу ритуал «келин къавеси» – молодая жена варила кофе родителям мужа и гостям.

Как теперь
Современные свадьбы проходят под лозунгом простоты и зрелищности. Часть ритуалов, увы, «отменили» или «модернизировали» до неузнаваемости. В первую очередь пострадал обычай делать две свадьбы. В последнее время все чаще играют одну – из соображений экономии. Зато вырос масштаб – до депортации крымские татары не приглашали на свадьбы столько гостей. Застолья, рассчитанные больше, чем на сотню людей, были нечастыми. Теперь же считается, что любой крымский татарин обязан пригласить на свадьбу 300–400 человек. Средняя стоимость такой гулянки – 5–10 тысяч долларов. Нехитрые подсчеты показывают, что если проводить торжество по всем национальным канонам – два дня в доме невесты, еще два – у жениха, торжество обойдется еще в четыре раза дороже. Неудивительно, что все стараются сэкономить.
Предсвадебные «подготовительные процедуры» тоже становятся формальностью, превращаясь в обычные посиделки в гостях, или вовсе отмирают. В прошлом остались и бритье жениха под музыку и традиция «хна геджеси».
Пострадало также традиционное музыкально-танцевальное оформление торжества. Прежде у каждой свадебной хайтармы был свой порядковый номер, а женщины обязательно танцевали сложный «танец кистей» – «тым-тым». Но в последние пять-шесть лет на свадьбы пришла новая мода – танец живота, который исполняют нанятые танцовщицы. Пышнотелые девы под арабскую музыку трясут всем, чем наделила мать-природа. Редко какая свадьба обходится без кавказской лезгинки. Не лучше и с песнями: потакая желаниям публики, свадебные музыканты играют в основном попсу и кавказский шансон. Например, настоящим бичом многих свадеб стала композиция азербайджанца Арсена Бедросова «Кайфуем», а его соотечественник Руслан Набиев держит второе место с песней «По ресторанам».